Александр Михайлович Уфимцев из посёлка Крапивинского настроен конкретно на жизнь после 90-летнего юбилея: умирать не собирается, потому что ещё не все дела переделал. И есть среди них одно заковыристое дельце: дать жизнь своему железному коню – мотоциклу, который всего-то на несколько лет моложе его самого.

Смотрю в паспорт своего собеседника, Александра Михайловича: год рождения — 1934-й. Смотрю в техпаспорт мотоцикла Л-300: год выдачи паспорта — 1939-й. Дед Саша сидит в кресле в валенках и мечтает о лете, когда он выйдет во двор и снова, неотступно проявив характер, приступит с настройкой к своему дружку. Старичок Л-300 мечтает о магнето, чтобы наконец показать свой мощный голос.

У Александра Михайловича всё в порядке и с голосом, и с памятью: ну-ка, вспомнить всё за свою жизнь сумей-ка! Сумел.

— Родился я в деревне Мереть, что в Беловском районе. И была там станция неподалёку. И был колхоз там, с таким же названием, где занималась разными работами мама, Василиса, а отец, Михаил, работал на лошади. Я видел, как та рабочая лошадка вместе с другими лес таскала от лесоповала до реки Ур, по которой его и плавили. А потом отец землю возил на отсыпку железнодорожного полотна: от станции Проектной до Белова шла однопутка, но надо было строить другую ветку железной дороги.

В Красной Горке школа была большая, нас, ребятишек, было столько, что мы учились в три смены. Учительницу свою, Нину Семёновну Чулкову, я любил. Учила она хорошо, я до сих пор помню такой страшный стих: «Прибежали в избу дети, второпях зовут отца: тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…» Всё понятно объясняла. Был  ещё учитель в другом классе, Фёдор Иванович, так вот, он закреплял память в пацанах своим способом — линейкой по макушке. Про это мне Вадимка Зайцев рассказывал, а я ещё больше любил стихи заучивать.

Много чего интересного за детские годы запомнилось. А кто хочет из современных пацанов увидеть настоящий диск от пулемёта Максима, то пусть в Крапивинский музей сходит и посмотрит. Я давно добыл его, а сын Андрей недавно сдал его в наш музей как память от Победы. После войны через Красную Горку по железной дороге шли поезда, в вагонах которых везли в Новокузнецк поверженную технику на металлолом. Когда случалась остановка на мосту, то мы с пацанами лазили по вагонам, вот и сохранился с тех пор этот военный реквизит.

Слушаю я Александра Михайловича, как он интересно рассказывает, и как будто вижу его уже в другом, взрослом деле: вот он с другом, Петькой Махно, ходит на работу ремонтировать однотонные вагонетки, вот он уже грузит машины углём, вот он в одной упряжке с лошадкой вместо паровоза тянет вагонетку с углём. Это был период его начальной биографии в профессии шахтёра.

— Лошади монгольской породы, оказывается, очень умные, — рассказывает Александр Михайлович, — четыре вагонетки прицепи к ней — потянет! А пятую прицепи — встанет и стоит, пока лишнюю не отцепишь. И как только эта лошадь время чуяла? Как часы рабочие понимала? Закончится смена, встанет — и всё, никакой сверхурочки! В армии, когда служил, всё вспоминал эту лошадиную силу и ум.

Прошло уже больше 70 лет, а ещё и сейчас руки Александра Михайловича тянутся мысленно к байкальской воде, которая так близко была в озере за окном вагона, увозившего Александра на остров Симушир, на Курильскую гряду, в Совгавань. Любовался Байкалом, таким мощным в сравнении с рекой Ур из далёкого детства в Мерете… Служба проходила в пограничных войсках, писем Александр не писал и не получал: не было навигации. За три года, пока служил, проложили другую ветку железной дороги, через горы, и уже другую географию проезжал демобилизованный  Александр Уфимцев. И вот уже станция Тайга, и вот уже, пересев в другой поезд, ехал он до родной станции Проектной. А дальше — пешочком, в радости и в новой диагоналевой гимнастёрке — домой! Отдохнул, как положено, и на встречу с начальником  шахтового участка  Леонидом Павловичем Шороховым: хочу и могу работать!

Но, прежде чем стал горнорабочим очистного забоя, прошёл проверку монтажником крепежей, лопатой уголёк перемерял  тоннами, закрывалась одна шахта, переходил на другую, которую нужно было сначала построить. В Ленинском шахтоуправлении знали Уфимцева только с лучшей стороны. Год за годом, пятилетка за пятилеткой складывались в шахтёрский стаж. 11-я пятилетка ставила задачу: придать развитию страны больший динамизм. Задача была выполнена, причём с участием Александра Уфимцева, ударника труда тех лет. Был случай на работе в Красногорке, когда, отработав третью смену в шахте, чуть и не остался в ней навсегда: завалило лавой. Ребята откопали. Вытащили. И никто не завидовал, что целый месяц Уфимцев на койке отлёживался.

— Однажды подошёл ко мне начальник третьего участка ЛШУ Владимир Матвеевич Бойчук, — с улыбкой вспоминает Александр Михайлович, — переходи, говорит, ко мне в Крапивино, переводом, на шахту! Это был 1977 год. Вот с тех пор я и здесь. Познал и крапивинский уголёк. Хороший он. Купили дом, обосновались, тут я и на пенсию вышел, полностью выработав свой подземный шахтёрский стаж.

Удалось в своей жизни повидать Александру Михайловичу и другие края — в южной стороне России. Брат Василий, двумя годами старше его, жил в Волгограде. И поехал к нему Александр помочь дом построить. Дом построили. Взялся строить дорогу Волгоград — Калач. Но никаким калачом не заманишь сибиряка сменить родные места.

— Там шибко жарко, — смеётся  Александр Михайлович, — от этой жары чуть хвост не отбросил! Нет, думаю, милее своя стихия, мороз! Чего стоит только зимний подлёдный лов! А уж летняя рыбалка слаще мёда! Караси, ёрш, окунь, елец — все попадались на мою удочку! Мне ведь на шахте «Ниву» выделили купить за 10300 рублей по тем ценам, вот рыбы все и ждали моего приезда и встречи со мной!

Большой шутник он, Уфимцев Александр Михайлович! Дух его незлобивый радуется жизни. Взгрустнёт иногда по жене Любе. Хорошая она была, росла в детском доме, родила ему в законном браке двух сыновей — Алексея и Андрея, а от них своё наследие пошло — дети, и от детей — дети. Кстати, Любовь Григорьевна Уфимцева тоже работала на шахте, а до неё — много лет на хлебозаводе, трудовые награды получала как отличная труженица.

— Жизнь не кончится, — убеждён Александр  Михайлович, — ну и что с того, что нет прежней Мерети. Нет Красного Орла. Нет Красногорки. А люди-то остались! И цепко держатся в памяти и они, и все события возле них. Рубка леса. Валка леса. Река Ур, по которой он шёл. Забой. Добыча угля. Лента, по которой он шёл. Детство моё военное. Служба моя армейская. Знакомство с Любой. Жизнь моя семейная. А сейчас сын наш младший, Андрей, за мной ухаживает. Начнёт свою машину ремонтировать, так и со мной советуется, что да как правильно сделать. Вместе и крутимся около его «Нивы», без всяких перекуров.

Тут уже оба смеются — и отец, и сын, вспоминая давнишний случай, как отучил папа сынка от курева.

— Вовремя поймал, как Андрюшка чинарик-бычок прикуривал, — говорит отец, довольный своим сыном сегодня.

А сын принёс из дальней комнаты и показал мне награды отца: медали и знаки.

— Да ты, Андрей, лучше магнето к мотоциклу покажи, — напоминает Александр Михайлович, — скоро весна, снег сойдёт. Мне-то свой Л-300 завести нужно.

Настойчивости ветерана радуюсь. Таких мотоциклов в Ленинграде в период с 1930 по 1939 год было выпущено всего 18985 экземпляров. И один из них — у Уфимцева. Испытательный пробег — 4631 км, из которых 3088 км по бездорожью. Испытательный срок жизни Александра Михайловича Уфимцева ещё не завершён. Но 90 уже пройдено в трудах, из них только шахтёрских 20 лет под землёй. А сколько на земле — считать устанешь.

— А дальше предстоит другая программа, — загадочно произносит  он, — но это будет уже не штольня.

Распрощались дружно и весело. В доме по улице Квартальной нет уныния.

Ираида Родина